«Психологические таблетки оптимизма и блаженства» от Инны Бронштейн. "Какое блаженство!" Бронштейн минская пенсионерка

Инна Бронштейн - не поэт. Восьмидесятилетняя пенсионерка из Минска, в прошлом учитель... потерявшая в жизни самое дорогое - сына...

***
Какое блаженство проснуться и знать,
Что вам на работу не надо бежать.
И день наступающий очень хорош,
А если болеешь, то значит живешь.
И старость совсем не плохая пора.
Да здравствует время свободы! Ура!

* * *
Какое блаженство! Я в старости знаю,
Что всей красоты своей не потеряю.
Нельзя потерять то, чего не имела.
Красавицам - хуже. Но это - их дело.
Для них этот фитнес, диета, подтяжки.
Мне жаль их. Ну что же! Держитесь, бедняжки!

* * *
Какое блаженство по рынку ходить
И новую кофту однажды купить.
Обновка – молекула миниблаженства
В потоке природного несовершенства.
И радости разные встретятся чаще…
Не смейся над бабушкой в кофте блестящей.

* * *

Своими ногами идти в туалет.
А после в обратный отправиться путь
И быстренько под одеяло нырнуть.
А утром проснуться, проснуться и встать
И снова ходить, говорить и дышать.

* * *
Какое блаженство в постели лежать
И на ночь хорошую книгу читать.
Сто раз прочитаешь знакомую прозу,
И все тебе ново, спасибо склерозу.

* * *
Какое блаженство, сама это знаешь,
Когда ты легла и уже засыпаешь.
И будешь спокойненько спать до утра.
Бессонницы нет! Засыпаю… Ура!

* * *
Какое блаженство на старости лет
Своими руками не лезть в Интернет,
А тихо искать своего человека
В старинных томах позапрошлого века.

* * *
Какое блаженство судьба мне дала,
Ключи потеряла, а после нашла.
Есть способ прекрасный счастливою быть -
Терять и страдать, а потом находить!

* * *
Какое блаженство, когда в январе
Крещенский мороз и пурга на дворе,
А в доме у нас хорошо и тепло
И я не на улице - мне повезло!

* * *
Какое блаженство под душем стоять,
Помыться и снова чистюлею стать,
И знать, что я справилась с этим сама.
Как мне хорошо! Не сойти бы с ума…

* * *
Какое блаженство: рука заболела,
И, главное, левая - милое дело!
А если бы правая ныла рука?
Отметим, что в жизни везет мне пока.
И даже, когда от судьбы достается,
Чтоб все же блаженствовать, повод найдется.

* * *
Какое блаженство по лесу гулять,
Притом эскимо в шоколаде лизать.
Ведь я после завтрака час на диете
И мною заслужены сладости эти.
Гуляя, калории я изведу
И, значит, к обеду вернусь за еду.

* * *
Какое блаженство, при виде рекламы
Подумать, как много встречается хлама,
Который и вовсе не надобен мне.
Я тем, что имею, довольна вполне.
И сколько же я экономлю, ребятки,
Не покупая «Сорти» и прокладки!
Но только вопрос возникает резонный:
А где сэкономленные миллионы?

* * *
Какое блаженство подняться с асфальта
И знать, что твое небывалое сальто
Закончилось не инвалидной коляской,
А просто испугом и маленькой встряской.
Теперь вы со мной согласитесь друзья,
Что, все-таки, очень везучая я.

* * *
Какое блаженство - запомни его -
Когда у тебя не болит ничего,
Но лишь, начиная от боли стонать,
Ты сможешь такое блаженство понять.
Ты знай, если повод для радости нужен,
Что завтра все будет значительно хуже.

* * *
Какое блаженство в итоге пути
Под вечер, шатаясь, домой приползти
И сесть, и глаза с наслажденьем закрыть,
И это блаженство до капли испить.
А там уж и ноги, кряхтя, протянуть,
Но чтобы назавтра проснуться - и в путь!
Так все пешеходы блаженствуют, вроде.
А где же водители радость находят?

* * *
Какое блаженство в аптеку прийти
И там по рецепту здоровье найти.
Купила таблетки от гипертонии,
Побочное действие в них: дистония,
Инфаркт и бронхит, стоматит, аритмия,
Запор, анарексия, лейкопения,
Пемфигус, лишай и другая зараза…
Таблетки такие я выкину сразу.
И сразу спасусь от десятка болезней.
Гипертония, конечно, полезней.

* * *
Какое блаженство с базара ползти
И в сумке банан обалденный нести.
Недаром повсюду врачи утверждают,
Что нам настроенье банан поднимает.
Как счастливо в джунглях живут обезьяны!
А все потому, что съедают бананы.
Но ведь обезьяны живут не одни,
А нежатся в теплых объятьях родни.
В отличье от них, я - одна постоянно,
И даже сегодня - в обнимку с бананом.
Блаженство? Какое? Подумайте, братцы!
А строчки придумала, чтоб посмеяться.

На тысячу добрых - мерзавец один.
Жить можно, и я дожила до седин.
На сумку бросаю счастливые взгляды,
И прочих блаженств мне сегодня не надо.
А если бы сумочку не потеряла,
С какой бы я стати блаженствовать стала?

* * *
Какое блаженство! В авто возле дома
Сажусь на глазах изумленных знакомых.
И, как королева, на заднем сиденье
Сижу в восхитительном оцепененье.
А там впереди в ореоле лучистом
Затылочек милый с хвостом золотистым.
Блаженства подобного не испытает
Лишь тот, кто привычно в авто разъезжает.

* * *
Какое блаженство талончик иметь
И с ним в поликлинике тихо сидеть.
А мимо идут инвалиды, больные,
Старушки, а также страдальцы иные,
И я среди прочих еще - о-го-го!
Пока у меня не болит ничего.
А если болит, то совсем уж немножко.
Я просто к врачу проторила дорожку.

* * *
Сижу за решеткой в квартире своей,
На улице холодно, в доме - теплей.
И в комнате теплой - экран голубой
О чем-то беседует тихо со мной.

А если увижу в нем гадкую рожу,
На кнопку нажму и ее уничтожу.
Не буду страдать и томиться в слезах,
Какое блаженство, что я на ногах!

* * *
Какое блаженство - услышать звонок
И в трубке любимый такой голосок,
Мужской или женский, а, может, девичий,
Что все хорошо, а звоночек - обычай.
Какое блаженство - узнать и ответить!
Мне счастья другого не нужно на свете.
Изобретенье волшебника Белла,
О, мой телефон - ты великое дело!

* * *
Какое блаженство в душе и в природе,
Когда ничего с нами не происходит.
Но, чтобы блаженство такое вкусить,
До старости надо хоть как-то дожить.
А после забыть, что ждала перемены
И без происшествий ползти постепенно.
И все позабыто, и разум уснул…
Какое блаженство! Ура! Караул!

* * *
Какое блаженство сегодня пришло -
В холодной квартире включили тепло.

Сантехник покончил с потопом вчера.
Какое блаженство на суше! Ура!

Опять телевизор погас у меня.
Но снова включился. Блаженствую я.

Какое блаженство - троллейбус пришел,
И я дождалась его! Как хорошо!

А если бы мир наш достиг совершенства,
Откуда взяла бы я эти блаженства!

* * *
Без удачи не будет удачи.
Время блаженствовать, время вздыхать.
Черное - белое, что это значит?
Значит, придется по зебре шагать!

Если же белое не для меня,
Что ж за другого порадуюсь я!
Стало быть, в этом блаженство найду.
А не поможет - возьмусь за еду.

От неудачи спасение есть -
Где-нибудь что-нибудь вкусное съесть.

* * *
Доля беспросветная, горькая моя,
Никому не нужная доживаю я.
Смерть подзадержалася, - значит, надо жить
И «блаженства» разные в жизни находить.
Мне слезами только бы не томить друзей.
С глупыми «блаженствами» все же веселей.

Какое несчастье - готовить себе
И есть в одиночестве хоть до отвала.
Про платье забыть, что вчера покупала,
Не ждать перемен в одинокой судьбе.
Какое блаженство, что есть у меня
Мой брат и друзья в телефоне и рядом.
Такие любимые, с ласковым взглядом.
И слезы стираю и радуюсь я.

Семейные истории

Инна Бронштейн
Яков Бунимович

«Она в 1994 году потеряла сына. Сыну был 31 год. Он умер во сне. Утром она пошла на работу, думая, что он спит, а он уже был мертв. Причина смерти не установлена. Яков тоже писал стихи. Когда приходят к Инне, она рассказывает о Якове…»

«Еще есть отрывки из писем знакомых Яши — среди них гениальный миниатюрист Деви Тушински)» (из писем ).

* * *

Яков Бунимович родился 26 июля 1962 года. Закончил Минский радиотехнический институт и ГИТИС. На двух сайтах — и — его подруга оставила его стихи:

«Я — его друг и просто все выложила. Собственно — источник иссяк. Потому что он не был поэтом и не считал себя таковым категорически. Писал для друзей на обрывках бумажек. Но я уверена абсолютно, что если и есть поэзия — настоящая, простая и чистая — то это вот эти обрывки — необработанные, написанные экспромтом».

А я выбрала некоторые из них для нашей публикации.

* * * Во сне я запускал буквы в небо. Буквально. Как воздушных змеев. Буква «А» напоминала на просвет тонкую льдинку дневной луны. Появление рядом буквы «Б» напоминало эпос, встречу Одиссея и Пенелопы. Что-то правильное складывалось из покачивания пяти воздушных шариков «С», «Л», «О», «В», «О». Как название магазина «СВЕТ».

И вот я остаюсь один в комнате

И вот я остаюсь один в комнате с открытым окном на белом листе бумаги отпечатывается белый стих незаметный отпечаток грусти опасение опечаток делает меня внимательным элегичным добавляю пробел опасаясь неразборчивости лишний пробел Печальная судьба этого стихотворения похожа на нашу сегодняшнюю встречу которая не состоялась потому что ты мне не позвонила и не звонишь даже сейчас когда ожидание наполняется неровнымстукоммашинки в закрытую дверь тишины Судьба этого стихотворения печальна изначально

В зале ожидания
(специально для газеты «МЫ»)

На самом деле — в зале ожидания. На самом деле — специально для газеты «Мы». Непридуманность. Вот что драгоценно. Возможность не измышлять. Метафора и документ, точка совпадения искусства и жизни. Ночной зал ожидания в небольшом белорусском городке Орша. В ожидании поезда на Петербург. В ожидании вдохновения. Что такое вдохновение? Какой-то особый вдох и необходимость выдоха, высказывания,сообщения. Или просто, затаив дыхание, наблюдать. Эта страна — страна Вдохновения. По крайней мере, это — Большой Зал Ожидания Вдохновения. Потому что иначе тут шага не сделаешь — без Поэзии, без Любви, без Интуиции Художника… Иначе — тоска. «Умом Россию не понять» — это точно. Умом тут с места не сдвинешься — или сдвинешься вместе с умом. Или, взявшись за ум, двинешься куда подальше, прихватив барахлишко — другие решать проблемы, другие загадки разгадывать, оставив в покое бородатого сфинкса на площади Революции. (Он ведь действительно похож на сфинкса, с его загадкой о человеке и претензией на вечность — этот памятник основоположнику марксизма. Только недавно заметил насколько он «египетский», особенно в профиль — голова, постепенно переходящая в каменную глыбу. И столь же внезапно архаичен в окружении мальчишек на роликах… Пирамиды Хеопса с танцующим Майклом Джексоном. Экзотика.) (Так что купил я кофейку в буфете, чтобы взбодриться.)

И все-таки это каждый раз кажется темой

И все-таки это каждый раз кажется темой особенно когда ветер прогоняет темень и синее небо проглянет и Освещение особое кажется имеет значение Улыбка на лице дома напротив и мне не сидится дома напротив я выглядываю в окошко там ветер свежий серую снимает обложку и небеса те же Синяя тетрадь, белое облако-промокашка а если иначе сказать — разных оттенков рубашка а если просто сказать — на улице ветер то облако-скатерть, то по-небу тучи летят, то солнышко светит.

За плату без блата
не достать Платона

За плату без блата не достать Платона, а макулатуры — тонны. Но не о том я, что не все у меня дома тома, — есть истома ума — тяга к простому и гениальному… Ладно, вернемся к миру реальному. Гениальность — от слова «гены» но и мы ведь не манекены, где поставлены не стоим (на манер крокодила Гены, демонстрируя свою наследственность). В жизни важна непосредственность. Вот гуляю я холостым — не по средствам «святые узы» но кидаюсь я в ноги Музы, как Дасаев и Дон-Гуан, как Есенин к осенней Дункан Иногда ног (да!) коснусь богини, проснусь — покинут, Пока!.. На Парнасе Пегасов бега Там оценивает рысака строгий глаз бессмертного классика… А поэты толпятся у кассы как — ловят мнение знатока!

Волшебники

Волшебники узнают друг друга по лицам они путешествуют по столицам спешат по улицам там и тут они торопятся и бегут туда откуда их позовут: Волшебники!.. И это Радость и это Труд — Волшебники И их движения как в балете они улыбаются словно дети людям вокруг и вдруг Словно светлее на белом свете это, должно быть, волшебники эти И — как спасательный круг появляется Друг

Товарищ…
(посвящение Жоре Дубовцу)

Товарищ… / Хочется сказать: «Товарищ, верь!..» / Девушка!.. / а лучше было бы: «Дщерь…» / Друг мой! Я сижу за столом. Из-за стола встаю. Друг мой! Кто говорит: «облом»? Наше место в строю. Я любуюсь на лампочку я открываю форточку я смотрю на часы друг мне приносит тапочки друг предлагает водочки спирта и колбасы Но я говорю ему: Друг мой! Но я говорю: Товарищ! Но я говорю: послушай! Давай-ка заварим чай! и возникают фрукты и возникает овощ и возникает пластинка под названием «Чайф», и маленькая Маринка с папою ловит кайф.

Дед Мороз играл на кларнете

Дед Мороз играл на кларнете. Редкие прохожие бросали рубли. Шаги звучали самонадеянно как стук пишущей машинки. Младенец говорил более внятно. Открывалась форточка. Иногда… Иногда многоточие или шаги за окном Лай собаки Он не мог бы Объяснить почему Он Почему не Я Подъемные краны держали нос по ветру Отражение разноцветных окон в лужах Движение занавески можно было назвать балетом. Лист пританцовывал как девочка на галерке. Ее усаживают говорят Тихо Это должно было иметь название отражение эхо Без этого все теряло смысл Он хотел бы слушать красиво как тот кого любят щедро и бескорыстно ничего не понимая в рифмах и интервалах Но это… Но это не имело названия как всякое подлинное движение Ему не хватало другого других Он выключил машинку и сидел в тишине. Иногда испытывал что-то похожее на чувство голода Это могло быть рассказом прикосновением звонком телефона Движение к людям Это не имело названия…

Когда запускаешь, как бумеранг

Когда запускаешь, как бумеранг, в неведомое строку с надеждой на неведомое как даруемое и дураку божественное вдохновение не выражай нетерпения Время придет собирать урожай — нужно посеять чувство мертвого дерева не украшай — это не есть искусство. Лучше на солнечные лучи, коих давно мы не замечали, выскочи и, не зная печали, замечательно замолчи.

Песня о корабле пустыни
И о третьем горбе его — бедуине
Да на беду и ныне
Опасны пути пустыни

Верблюдом бреду по песочнику. Путь долог восточный к источнику. Истошный погонщика крик: «Вода!» Палкою тыкает, вот беда, пяткой толкает в бок, и опять уклоняться приходится в бок. Сад и река. Издалека много у верб люда. Ноги болят верблюда, словно у старика. (Знает он: миражи — лишь новые виражи) Снова идти по кругу… Обидно за умного друга! Сколько все-таки суток меня уводил рассудок от цели? Но если так, то кто я? Горбатый дурак? Никак не возьму что-то в толк я: в чем же чувство долга? долго нести его скарб скорбей? (Ох, мне этот араб голубых кровей — мой третий искусственный горб.) Как он,однако, горд! Недавно узнал я правду: Есть у нашего брата, оказывается, интуиция. рассудку она и не снится, а?

В конце концов так было всегда

В конце концов так было всегда несколько чистых листов ожидание вдохновения и нежелание пользоваться знаками препинания В конце-то концов так было всегда ожидание особого языка любви праздника понимания работы Быть самим собой обнаруживать друзей рифмы поэзию жизни разные формы любви

«Дорога. Состояние дороги. Движение. Рюкзак с книжками за плечами. Так много интересного вокруг. Остановки в пути дают возможность задуматься… о вещах вечных для людей, занимающихся творчеством, да и вообще для всех людей: что есть вдохновение, что нами движет… Он не считал себя поэтом и писал для друзей на обрывках бумажек. Но я уверена абсолютно, что если есть на свете поэзия - настоящая, простая и чистая — то вот она, эти строки, написанные экспромтом, наполненные воздухом, легкие и естественные, как вдох и выдох. Они говорят сами за себя, они — наша жизнь … игра со словами и звуками, отсутствие знаков препинания, краткость и ясность мысли, особое нежное настроение, присущая только ему ненавязчивая доверительность, неспешность и при этом огромный интерес к людям, к миру» (из комментариев к стихам Якова Бунимовича минчанки Галы Лоховой ).

Бронштейн Яков Анатольевич

Родился 10.11.1899, г. Гомель (Польша); еврей; образование высшее; член/канд. в члены ВКП(б); отв.секретарь, Союз советских писателей БССР. Арестован 6 июня 1937 г. Приговорен: ВКВС СССР 28 октября 1937 г., обв.: 70, 76 УК БССР — член троцкистской орг., организовал террористич. группу. Приговор: ВМН, конфискация имущества Расстрелян 29 октября 1937 г. Место захоронения — Минск. Реабилитирован 27 июня 1956 г. Военная коллегия Верх. суда СССР (Белорусский «Мемориал» )

Бронштейн Яков Анатольевич, лит. критик, публицист. Ч.-к. АН БССР (1936). Чл. ЦИК БССР. В 1918 ушел добровольцем в Кр. Армию. После демобилизации работал в ред. газ. «Орловская правда». В 1922–26 учился в 1-м МГУ, затем в Коммунистич. академии в Москве, в БГУ — асп. по семитологии. С 1930 — науч. сотр. Ин-та языкозн., лит-ры и иск-ва АН БССР. Читал курсы лекций по истории рус., белорус. и евр. лит-ры в Минском пед. ин-те. Заведовал в нем каф. евр. лит-ры и яз. С середины 20-х гг. активно участвовал в лит. жизни, был одним из теоретиков РАПП. Автор кн. критич. ст. «Атака», 1930, «Фарфестикте позициес» («Закрепленные позиции»), 1934, «Творческие проблемы евр. сов. поэзии», 1936.

* * *

«Можно сказать, что именно с Минска, где еще недавно (в 1931 г.) прошла Всемирная конференция еврейских писателей, начался разгром идишистской литературы. В 1935 г. был арестован и осужден зам. наркома просвещения, журналист Хаим Дунец. В 1936 г. был арестован и расстрелян писатель Лейб Зискинд. В 1937 г. были репрессированы поэты Изи Харик (главный редактор журнала «Штерн») и Моше Кульбак, литературовед Яше Бронштейн, ответственный редактор журнала «Октябер» Илья Ошерович и другие (Е. Гуревич, Я. Спектор, С. Левин, А. Волобринский и др.). Все они (включая привлеченного к делу Х. Дунца) были в том же году расстреляны. Репрессиям подверглись и многие члены их семей. Следы их детей затерялись в приютах для детей репрессированных» (из статьи Якова Басина «Большевизм и белорусское еврейство» ).

Минкина Мария Владимировна (Вульфовна) .

Может быть, эти стихи помогут и Вам? Прочтите! Таблетки от вируса одиночества и безысходной печали!

Инна Бронштейн действительно удивительная женщина. Ей 80 лет. В прошлом – учитель истории… Живет в Минске. Много лет назад потеряла сына. Самая большая трагедия в жизни матери. Но Инна выжила и даже нашла, что противопоставить жестокости окружающего нас мира. Она пишет изумительные стихи, в которых сквозь безупречную юмористическую форму просвечивает невероятная глубина содержания, стихи, согревающие всех, кому эти строки так или иначе попадают в руки… Это, скорее, своеобразные таблетки оптимизма от вируса одиночества и безысходной печали. Лекарство, которое может быть полезно многим… Может быть, эти стихи теперь помогут и Вам? Прочтите! И дай Бог автору этих удивительных строк – Инне Бронштейн – душевных сил и здоровья.

Какое блаженство проснуться и знать,
Что вам на работу не надо бежать.
И день наступающий очень хорош,
А если болеешь, то значит живешь.
И старость совсем не плохая пора.
Да здравствует время свободы! Ура!

* * *
Какое блаженство судьба мне дала -
Я сумку забыла и после нашла!
Ее я забыла на улице шумной
И дальше в трамвае еду бездумно.
Хватилась, вернулась и - чудо бывает -
Мне девушка сумку мою возвращает!
Сегодня не только потерю нашла -
Я заново веру в людей обрела!
На тысячу добрых - мерзавец один.
Жить можно, и я дожила до седин.
На сумку бросаю счастливые взгляды,
И прочих блаженств мне сегодня не надо.
А если бы сумочку не потеряла,
С какой бы я стати блаженствовать стала?

* * *
Сижу за решеткой в квартире своей,
На улице холодно, в доме - теплей.
И в комнате теплой - экран голубой
О чем-то беседует тихо со мной.
А если увижу в нем гадкую рожу,
На кнопку нажму и ее уничтожу.
Не буду страдать и томиться в слезах,
Какое блаженство, что я на ногах!

* * *
Какое блаженство сегодня пришло -
В холодной квартире включили тепло.
Сантехник покончил с потопом вчера.
Какое блаженство на суше! Ура!
Опять телевизор погас у меня.
Но снова включился. Блаженствую я.
Какое блаженство - троллейбус пришел,
И я дождалась его! Как хорошо!
А если бы мир наш достиг совершенства,
Откуда взяла бы я эти блаженства!

* * *
Без удачи не будет удачи.
Время блаженствовать, время вздыхать.
Черное - белое, что это значит?
Значит, придется по зебре шагать!
Если же белое не для меня,
Что ж за другого порадуюсь я!
Стало быть, в этом блаженство найду.
А не поможет - возьмусь за еду.
От неудачи спасение есть -
Где-нибудь что-нибудь вкусное съесть.

* * *
Какое ужасное слово - свобода.
Когда никому на земле не нужна,
Когда никому ничего не должна.
Походят бесплодно свободные годы.
Какая тоска - никуда не спешить,
Вставать, когда хочешь, в постели валяться,
О деле не думать, за дело не браться,
Будильник не ставить и не заводить.
Какое несчастье - готовить себе
И есть в одиночестве хоть до отвала.
Про платье забыть, что вчера покупала,
Не ждать перемен в одинокой судьбе.
Какое блаженство, что есть у меня
Мой брат и друзья в телефоне и рядом.
Такие любимые, с ласковым взглядом.
И слезы стираю и радуюсь я.

В Интернете стала популярной пенсионерка-поэтесса.

В Живом Журнале музыканта, фотографа и просто творческого человека Дмитрия Шварца опубликована история о замечательной женщине. "Мне по почте прислали великолепные по остроте и актуальности стихи, - пишет Шварц. - Знакомьтесь, Инна Яковлевна Бронштейн - не путешественница и не открывательница, просто минская пенсионерка, в прошлом учитель истории".

Правда, назвать ее обычной пенсионеркой не поворачивается язык, потому что обычный человек, выйдя на пенсию и потеряв самых близких людей, не начинает вдруг строчить изумительные стихи, в которых сквозь безупречную юмористическую форму просвечивает невероятная глубина содержания. И далеко не каждому, пусть и к преклонному возрасту, удается изобрести собственную философскую систему, запрещающую унывать и раскисать.

Система на первый взгляд простая: искать и находить в жизни поводы радоваться. Пусть даже самые ничтожные! Инна Яковлевна признается, что для нее эти "блаженства" (большинство ее коротеньких стихотворений начинается со слов "какое блаженство!") стали своеобразными "психологическими таблетками". Поначалу она очень удивлялась, когда оказывалось, что строки, помогавшие выжить ей, становились опорой и для других. Первыми ее слушательницами стали соседки-пенсионерки. Но когда ее стихи появились в Интернете, оказалось, круг почитателей намного шире: она стала получать отклики не только из Белоруссии, но и из России, Израиля, США.

Вот что она пишет.

"Какое блаженство

проснуться и знать,

Что вам на работу

не надо бежать.

И день наступающий

очень хорош,

А если болеешь,

то значит - живешь.

И старость -

совсем не плохая пора.

Да здравствует

время свободы! Ура!"

"Какое блаженство

в постели лежать

И на ночь хорошую

Сто раз прочитаешь

знакомую прозу,

И все тебе ново -

спасибо склерозу".

Ее комната похожа на кабинет ученого. Картины, портреты, профиль Пушкина в рамочке, бронзовый бюст красивого мужчины в фуражке… И тесно заставленные книжные полки. Хозяйка, Инна Яковлевна Бронштейн, всю жизнь работала учителем истории. Сейчас ей 83 года.

Блаженство можно извлекать
Из всякой чепухи.
Потом пригоршнями черпать
И сочинять стихи.

«Я из другой эпохи », — говорит она и продолжает стихами: «Вот перед вами старушка Инна. Она историческая руина. Культурным наследием не является, законом поэтому не охраняется ». Но Инна Яковлевна лукавит. О «руине» и речи нет — не зря на стене портрет Че Гевары. Эта удивительная женщина тоже подняла бунт — против старости, одиночества и болезней. Пережив не одну трагедию, потеряв сына и мужа, в 80 лет минская пенсионерка начала писать стихи, начинающиеся со слов «какое блаженство» — о том, как хорошо жить на свете. Первыми слушателями стали соседки. Потом стихи попали в интернет, пошли восторженные отзывы из разных стран. «Нам теперь стареть не страшно… » — писали ей. Инна Яковлевна создала целую жизненную философию, ее образные, ироничные стихи стали таблетками от депрессии и уныния для тысяч людей. Вернее, конфетками. «Таблетки — про болезнь, а конфетки — блаженство », — улыбается она. Недавно сборник стихов Инны Яковлевны Бронштейн «Утро кое-какера» появился в книжных магазинах Минска.

Из отзывов :

— Инна переплавляет все неприятности в Блаженства, полные тонкого юмора и самоиронии. Это — конфетки с пониженным содержанием сахара, шоколада и всего остального.

— Люди «золотого возраста» беспощадно выдавливаются из быстрой современной жизни. Кто-то из официальных лиц назвал их «доживающим фондом». «Блаженства» оказались чуть ли не единственным обращением к теме.

— Она — настоящий народный поэт.

О стихах

Какое блаженство — проснуться и знать,
Что вам на работу не надо бежать!
И день наступающий очень хорош,
А если болеешь — то, значит, живешь.
И старость — совсем не плохая пора.
Да здравствует время свободы! Ура!

Я всегда была оптимисткой. Не философствовала, не копалась в себе. Как есть, так есть. В молодости это шло само собой. Но потом я стала культивировать в себе оптимизм намеренно — ведь альтернативой могло быть только самоубийство. Я работала до 80 лет. Хобби у меня никогда не было, шить, вязать и прочие женские доблести — тоже не мое. Я, как мужчина, — только работа. После ухода на пенсию продержалась недолго. Я одна, на душе отчаяние. Поняла, что не могу так жить и надо искать какое-то утешение. Если в глазах других выглядишь оптимистом, постепенно маска прирастает, ты меняешься. Другого выхода нет, если хочешь жить. Вот и стихи сами в голове проявились. Написала «Какое блаженство проснуться и знать, что вам на работу не надо бежать », — и улыбнулась. Я сознательно, если плохо или что-то очень достанет, себя в стихи отправляю. Я благодарна прекрасным докторам, что меня лечили, но однажды обратилась к врачу, а он ничего не понял, выписал ерунду. Иду обратно и сочиняю: «Пришла идиотка к врачу-идиоту. А тот идиот и не знал ничего-то. Теперь идиотка в леченье ввязалась, вполне идиотским оно оказалось… Едва добралась я до дома и села. Ох, тяжко оно, идиотское дело ». Стихи меня лечат. Даже во время сердечного приступа писала. У меня мерцательная аритмия. Приму лекарство, станет чуть легче — сажусь и пишу. Иногда утром вставать неохота, лежу, сочиняю. Пишу, когда посуду мою, пишу в автобусе. Бывает, строчка не дается. Не успокоюсь, пока не допишу или не переделаю. На листках записываю, что-то теряется. Но книжка вышла — спасибо друзьям.

О сыне

Так бы и сидела, прислонясь слегка.
Так бы и глядела я на облака.
А они белели бы, плыли надо мной.
Может, в самом деле там сыночек мой.

Просыпаюсь, и первая мысль: ура! Каждое утро повторяю: «Я проснулась, я жива! Очень важные слова! » Я плохо просыпаюсь, умру во сне, наверно. Иногда снится, что умираю во сне и не могу проснуться. А перед сном читаю — иначе буду думать о сыне и не засну. Знаете, степени счастья зависят от того, какое счастье утрачено. У Льва Толстого есть: «Счастье — это отсутствие двух несчастий: страшной смертельной болезни и нечистой совести». Сын у меня был изумительный, вся моя жизнь с Яшуткой была сплошное счастье. Он окончил радиотехнический институт и ГИТИС в Москве, остался там. Писал стихи. Когда он приезжал, я была совершенно счастлива. Как-то приехал, пришел поздно. Утром заглянула к нему — спит. Я ушла на работу. А он, оказывается, умер во сне. Причина смерти — остановка сердца, почему — неизвестно. Ему было 32 года. Я вышла на работу сразу после похорон. Коллеги меня очень поддержали, дружно опекали, не оставляли одну, пока меня не положили в больницу — без лечения я с ума бы сошла. Меньше чем через два года умер муж. Я где-то прочла: не дай Бог человеку пережить столько, сколько может. Надо радоваться мелочам, внукам, если они есть. Бабушки возятся с детками — это такое счастье и радость, если можешь кому-то помочь. Ничего лучшего не бывает. В этом ужас мой, ужас одиночества.

Можно искать утешения в религии. Но я не могу. Религия несовместима с логикой, она от сердца, не от ума. К сожалению, мне не дано верить. Мое спасение — стихи.

О родителях и о себе

Какое блаженство — на старости лет
Своими руками не лезть в интернет,
А тихо искать своего человека
В старинных томах позапрошлого века.

Моя семья жила в Минске. Отец был профессором, известным литературным критиком, членом-корреспондентом АН БССР и Союза писателей СССР. Это его бюст на полке, работы известного скульптора Азгура, они дружили. Мама была педагогом и методистом, ее книжки по дошкольному воспитанию до сих пор есть в детских садах. Очень красивая пара… Мои воспоминания о детстве начинаются со страшного июньского вечера 1937 года. Я годами пыталась понять, как же я оказалась у тети с дядей, без родителей, вспоминала, как забрали маму. Мне было 5 лет, брату — 2 года. Папу, видимо, арестовали на работе. Поздно вечером к нам пришли двое в военной форме. Сказали, что их прислал папа — отвезти нас к нему в кино. Я обрадовалась, только не понимала, почему дедушка стоит в углу и молчит. Нас посадили в машину, в то время это было событие. Сначала со мной приветливо разговаривали, потом замолчали. Спрашиваю что-то, а они молчат. Я стала плакать. Привезли нас в дом, полный детей. Над детскими головами — головы женщин в косынках. Я крепко держала брата за руку — поняла, что что-то случилось, и боялась его потерять. Люди, сидевшие за столом, что-то писали, и мы долго стояли в очереди. Наконец, подошли к столу. Я назвала фамилию и наши имена, нас о чем-то спросили, потом женщина взяла меня за руку: «Ты будешь в нашем детском доме для больших детей. У нас мало игрушек, поэтому твой маленький братик будет в другом доме, где игрушек много ». Мне дали башенку, вырвали руку брата и куда-то увели. Я залилась слезами, и что было дальше, помню смутно.

Потом я узнала, что вместе с отцом арестовали около ста деятелей белорусской культуры, включая 22 писателя. Их обвинили в связях с немецкой и польской разведкой, подрыве советской промышленности, участии в подготовке убийства Кирова и еще Бог знает в чем. Маму отправили в АЛЖИР — Акмолинский лагерь для жен изменников Родины. Из окна товарного вагона она смогла выбросить записку с адресом ее сестер в Москве и просьбой сообщить, что ее везут на Восток. Родные начали нас искать. Детские дома были забиты такими, как мы, и власти разрешили давать родственникам сведения о детях. Брат мамы, ударник и стахановец, пробился на прием к Калинину, и тот приказал найти нас. Через год меня увезла к себе в Харьков сестра отца тетя Рахиль. А брат попал в Могилев, в семью родных мамы. Увиделись мы с ним лишь в войну, когда обе семьи оказались в эвакуации: мы в Кемерово, они в Новосибирске. Сначала нам заказали разговор по телефону — это был счастливейший день моей жизни! Помню, шла домой и все телеграфные столбы на пути обнимала. Общение с братом для меня и сейчас большое счастье. Видимся мы редко, обоим ходить тяжело, но по телефону общаемся каждый день. О телефоне у меня много стихов, счастье, что он есть!

В семье тети и дяди не обсуждали, где мои родители. Длительная командировка, и точка. Я понимала, что спрашивать нельзя. И придумала версию. Шла гражданская война в Испании, я знала, что имена воюющих там советских людей не разглашают, они сражаются под испанскими именами. Я решила, что родители в Испании, и очень этим гордилась. Правду узнала лишь после войны, когда маме разрешили писать из лагеря. Мы посылали друг другу стихи… Мама вернулась в 1947 году, нашла работу счетовода в поселке в Калининской области — жить в больших городах ей запретили. Школы в поселке не было, и меня поселили у тети Нади в Москве, поближе к маме. Тетя была на войне танкистом, но к мирной жизни оказалась совсем не приспособлена. Получив продукты по карточкам, спрашивала: растянем на месяц или сразу съедим? Мне как иждивенцу полагалось лишь 250 г хлеба. Мы за день съедали все, а потом ели хлеб с подсолнечным маслом понемногу… голодали. В 1948 году близким родственникам разрешили узнавать о судьбе репрессированных. Я написала просьбу о приеме в НКВД. Мне было 15 лет. Всю жизнь помню этот день. Иду по коридору, стучусь в дверь, захожу: длинный кабинет, в конце стол, за ним работник. Я назвалась и сказала: хочу знать судьбу отца. Он берет папку, листает и голосом автомата говорит: Бронштейн Яков Анатольевич содержится в таких-то лагерях. «Так он жив?!» И он тем же голосом, не глядя на меня, не изменив ни слова, повторяет фразу. Как я была счастлива! Папа жив! А его и всех, кого тогда взяли, расстреляли еще в 1937 году. Тогда сразу расстреливали. Ни одна литература так не пострадала, как белорусская — только становление ее началось, и сразу обезглавили. Якуб Колас и Янка Купала уцелели чудом. Мы узнали обо всем лишь в 50-х, когда реабилитации начались.

Потом мама устроилась в Калуге и забрала меня к себе. В 17 лет я заболела туберкулезом в тяжелой форме, врачи боялись, что не выживу. Направили в Москву в туберкулезный институт. Оказалось, что нужен препарат, который в стране не выпускается, но есть у спекулянтов. И мои харьковские дядя и тетя, продав что-то, купили его за огромные деньги и привезли в Москву. Они меня спасли — через год уже и следов болезни не было. И я решила учиться в Харькове, ведь там жили такие родные люди. После института меня оставляли в аспирантуре, но я хотела работать только в сельской школе. Вдохновилась знаменитым фильмом «Сельская учительница» с Верой Марецкой и уехала в украинскую деревню. После разоблачения культа личности мама смогла вернуться в Минск, и я переехала к ней.

О профессии

Какое блаженство — в постели лежать
И на ночь хорошую книгу читать.
Сто раз прочитаешь знакомую прозу,
И все тебе ново, спасибо склерозу.

История у меня — на всю жизнь. В моей школе была замечательная учительница истории, ее все обожали, и с 7 класса я знала, что буду учителем истории. Окончила школу с медалью, могла учиться где угодно, меня отговаривали — мама понимала, что такое история, на примере собственной судьбы. Но я твердила: только учитель истории. И несмотря на все, что творят с историей, не жалею.

Боюсь, что мои взгляды покажутся старомодными, но я от них не отказываюсь. Я считаю, что произошло чудовищное искажение коммунистической идеи, в результате были расстреляны лучшие коммунисты. Это все пройдет, знала я, и с Октябрьской революцией никак не связано. Годами я принимала на веру все идеологические жизненные принципы, которые нам внушали с детства, считала, что враги, возможно, были, но в отношении отца произошла ошибка. Он был преданным коммунистом. Маме отец сказал когда-то: «Марунька, я тебя в жизни никогда не оставлю, разве только если это понадобится партии ». Весь кошмарный масштаб репрессий я узнала, лишь когда стали массово возвращаться из лагерей, и Сталин стал для меня злейшим врагом. Кстати, мама сидела в одном бараке с матерью Булата Окуджавы. Я слышала ее разговоры с вернувшимися из лагерей друзьями, но со мной она на эти темы никогда не говорила. Видимо, было слишком тяжело.

Когда пришла оттепель, я уже работала. И считала, что должна сама во всем разобраться. Сейчас говорят, что Сталин великий, появилась опасность возрождения сталинщины. Это меня убивает. На первом уроке каждого учебного года я на доске писала слова: «Где лгут и себе, и друг другу, и память не служит уму, история ходит по кругу, из крови по грязи во тьму (Игорь Губерман) ». И объясняла, почему надо изучать историю.

Во времена застоя о культе личности вроде бы упоминали. Однако старались внимание не заострять, а в учебниках эта тема свелась к абзацу в разделе «Развитие советской демократии». Но я на уроках ничего не сглаживала. Слава Богу, мне не приходилось лицемерить. Один из моих открытых уроков оказался о сталинщине. Я подавала тему как считала нужным. Учителя меня потом хвалили — все, кроме завуча. Я спросила ее мнение. «Конечно, методически все было правильно. Но я Сталина люблю ». И на этом все. И сейчас я бы говорила то, что думаю. Когда твердят о царской России как о процветающей стране и считают революцию величайшим несчастьем, я бы тоже не молчала. Бойцы революции были героями моего детства и остаются ими до сих пор.

Я стремилась побольше рассказать ученикам, показать разные мнения, увлечь глубиной исторического материала. Сейчас любят копаться в частной жизни, чтобы развлечь, но секрет хорошего учителя один — уметь заинтересовать предметом. Я была строгим учителем, но ученики меня любили, а их научные работы по истории на конкурсах занимали первые места. Конечно, всегда будет кто-то, кто учиться не хочет. Помню Мишу, добродушного мальчика, не знавшего вообще ничего. В то время слово СЭВ — Совет Экономической Взаимопомощи, управляющий орган мировой системы социализма, звучало всюду. На экзамене по обществоведению Мише достался билет о СЭВ. Комиссия понимала, что он ничего не знает, но выпустить-то его надо! И вот член комиссии, добрая Белла Соломоновна, старается помочь: «Миша, ты только назови орган социалистического содружества и получишь оценку. Ну, орган, слово из трех букв, все его знают? » Миша напрягается. Орган из трех букв, он, конечно, знает. Назвать его не решается, смутно понимая, что известное ему слово произносить на экзамене не надо. Но ведь просят… Я вижу, что члены комиссии сползают со стульев, сама едва держусь. Только гуманистка Белла Соломоновна ободряет Мишу взглядом лучистых глаз и повторяет: «Орган, из трех букв, все его знают ». Я не выдержала и сказала: СЭВ! У Миши тройка, все довольны.

Человеку из истории, наверно, можно извлечь один урок для себя: не идти бездумно в стаде, не принимать на веру все, что говорят по телевизору или пишут в газетах, думать всегда своей головой. В последние годы я опасаюсь, не вернется ли то, что было при Сталине. И часто думаю: помнят ли мои ученики, что я им говорила на уроках?

О любви

Какое блаженство! Я в старости знаю,
Что всей красоты своей не потеряю.
Нельзя потерять то, чего не имела.
Красавицам хуже. Но это — их дело.
Для них этот фитнес, диета, подтяжки.
Мне жаль их. Ну что же! Держитесь, бедняжки!

Стихов о любви я никогда не писала. Не оскоромилась. Наверно, я единственная, кто не писал о любви. Мы с мужем любили друг друга, но о любви не говорили. И пышной свадьбы я не хотела. Это теперь из свадьбы делают какой-то фетиш, а в то время мечты о замужестве, о свадьбе были как бы неприличны, считались пошлостью, мещанством. Такие идеалы были в той эпохе. Потом уже я думала, что в жизни каждой женщины должен быть день, когда она в центре внимания и чувствует себя принцессой. А тогда… Знаете, как я вышла замуж? Натан приходил к нам в дом, садился, и мы все молча телевизор смотрели. Так, наверно, год тянулось. Как-то он встретил меня после школы и говорит: «Знаешь, Инна, хватит, сколько можно, идем в загс ». И берет меня за руку. «У меня же паспорта нет!» «Ну, идем за паспортом ». Зашли. Я очень боялась, что мама заметит, что я паспорт беру. И «я тебя люблю» я тоже не услышала. Пойдем в загс — вот и все. Для меня поступок важнее.

В загсе я нервничала, с ноги на ногу переминалась — опаздывала на урок. Чиновница сократила церемонию, мы поймали такси — и в школу. Я опоздала на 10 минут, в классе уже сидел учитель белорусского. Дети, увидев меня, радостно закричали: «А у нас история. У нас Инна Яковлевна! » И мне было приятнее всего, что дети мне обрадовались, а не то, что замуж вышла. Дело у меня всегда было на первом месте. Вечером посидели за столом: две мамы, брат и мы. У меня был один костюм, который считался парадным. Вот в нем я и была. Хотите назвать это свадьбой — назовите.

Кстати, насчет брака моей мамы. В то время было не принято расписываться. Брак считался буржуазным предрассудком, отец и мама не были женаты. После реабилитации маме были положены деньги и квартира. Попросили предоставить свидетельство о браке. «Мы не были расписаны». «Тогда вы не жена». «А за что же меня посадили? Когда пришли брать меня как жену врага народа, свидетельство о браке не спрашивали». Пришлось доказывать, что жили вместе, что общие дети.

Мой брак не был идеальным. Характеры у нас совсем разные. Мне хотелось чего-то ласкового, хотя в целом я не сентиментальна, читаю в основном историческую литературу и классику, а не любовные романы. Хотелось поговорить, например, о политике — я же вся была в политике. А муж был очень молчалив, все понимал, слушал, но говорить не любил. Но ссорились мы редко. Знаете, что важно в совместной жизни? Ничего не требовать друг от друга. Вообще ничего. Если нужна помощь, близкий человек сам должен это понять. А если не поймет, то какой он близкий? Муж долго болел, я была при нем сиделкой, как же иначе. А еще надо принимать человека таким как есть. Не надоедать разговорами, приставаниями. Нет — так нет, надо исходить из того, что мы разные. Нельзя требовать того, что человек не может тебе дать. Еще для меня очень важная вещь — идеология. Мы по убеждениям были одинаковы. Потом — деньги. Ни для него, ни для меня деньги главным не были. Мне всегда всего хватало. И самое главное — один уровень интеллекта. Ни рост, ни внешность — только могу ли я поговорить с ним на равных. Муж был интересным, умным человеком, книги мы любили обсуждать.

Вообще романтика нужна, без нее — не жизнь. И женщина должна мечтать о рыцаре на белом коне. Когда мне было лет 11, вышел на экраны фильм «Свинарка и пастух» с Владимиром Зельдиным в главной роли. Он был невероятно красив, никого красивее я в жизни не видела. Я была влюблена в него. Это был мой мужской идеал, в папахе, с газырями, такой романтический образ.

О людях

И я тебе благодарна, дом,
За то, что вместе пока живем,
За то, что добрые люди тут
Со мной под крышей моей живут.

Для меня всегда лучшими друзьями были книги. Когда у девочек проснулся интерес к мальчикам, со мной посплетничать не получалось, мне было неинтересно. Я с людьми в принципе мало общалась. Не сознательно — просто всегда было некогда. Какие разговоры в школе! На переменах в основном оставалась в классе, в женских ссорах, сплетнях, дрязгах никогда не участвовала. При мне не обсуждали ни директора, ни учителей — понимали, что не откликнусь. Отношения со всеми были ровные, но я всегда была несколько сама по себе.

Я не буду общаться с человеком, если он вор и взяточник. Что в идеологии неприемлемо, то и в жизни. Не терплю неискренности, двуличия. Если для человека деньги главное, то он для меня не существует. Я не ругаюсь, просто держу дистанцию.

К сожалению, у меня нет практического ума. Умная женщина — та, кто ставит цель и успешно действует, чтобы достичь этой цели. Громкие слова — ерунда, важны дела. А дела — у практичных людей. Думаю, женщина должна быть практичной, прагматичной даже, но не за счет кого-то. Не по трупам. Не причиняя никому боли. И чтобы цели были не мелкими, не некрасивыми. Я прагматизм приветствую, но сама не прагматик. Зато я не злая и не завистливая. Зла не делаю никому, даже врагу. Обиды долго не помню. И подвести человека не могу — обещала, значит, сделаю.

В старости понимаешь: не надо искать смысл жизни, он — в самой жизни. Так сказала Виктория Токарева, цитируя мои стихи, и я с ней согласна. И если кто-то смысла в жизни не видит, надо не мучиться, а найти дело, которое полюбишь и будешь делать с радостью. Вот у Чехова тоже это есть: работать!

О кумирах и идеалах

Какое блаженство подняться с асфальта
И знать, что твое небывалое сальто
Закончилось не инвалидной коляской,
А просто испугом и маленькой встряской.
Теперь вы со мной согласитесь, друзья,
Что все-таки очень везучая я.

Для меня выше всех на свете непопулярная сейчас фигура — Ленин. Софья Перовская — революционерка, способная на полное самоотречение. Такие шли на смерть ради свободы и счастья людей. Это — высший идеал. Моя любимая литературная героиня — Соня из пьесы Чехова. Она другая, но мне близок и ее тип личности: отказ от личного счастья, альтруизм, готовность служить людям. Я всегда старалась быть на нее похожей. А героиня в жизни — моя любимая тетя Рахиль. Очень организованная, бескорыстная, умница. В ее доме пели песни революции, во время гражданской войны она была под огнем, в армии неграмотных бойцов учила. А сколько она для меня сделала! Всегда хотела быть такой же. Правда, силы воли у меня мало. Но я себя как отрицательный пример приводила: сидят девочки на уроке, в три погибели согнувшись, и я хожу сутулая. Говорю: распрямитесь, а то будете, как я. И сейчас заставляю себя вставать, готовить. Врач требует, чтобы я ходила, и я хожу — с Евгением Онегиным. Я очень люблю Маяковского, даже написала подражание «Левому маршу», но Пушкин во мне с детства. Выйду и про себя: «Мой дядя, самых честных правил»… И пошла, пошла… Пушкин — свет моей жизни.

Себя надо пытаться совершенствовать, менять, только не ради карьеры или в угоду начальству. Но менять — не значит ломать. Я знаю, что другой не стану. Наверно, мой жизненный урок такой: нельзя ставить работу выше семьи. Работа для меня всегда была важнее, и я не считаю, что это достоинство. Будь у меня другая жизнь, я бы больше заботилась о семье. Но при этом все равно была бы историком.